Повесть о литераторе. Часть 34
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40
Наши убитые были уже унесены с поля битвы, но турок валялось еще множество.
Особенно поразил Володю один молодой турецкий кавалерист, лежавший, широко раскинувшись, рядом со своею лошадью. Видно, умирая, воин не забыл своего верного друга: в последнюю минуту нежно обнял его шею, да так оба и застыли.
На возвышенном месте поля, на котором во время боя стояла наша артиллерия, случившийся солдат-артиллерист рассказал, как на его глазах турки сначала лезли, потом бежали назад; наивно и живо представил он свое незавидное положение, когда, стоя у орудия и зная, что прикрытия по какому-то случаю не было, приходилось ждать, что вот-вот всех их переколют; несколько наших картечных выстрелов не помогли, и турки наседали уже совсем близко. "Так и вижу, - рассказывал солдат, - турецкого офицера, что бежал впереди; из себя пожилой, рыжебородый, бежит да все твердит в такт: алла, алла! Тоже и солдаты за ним, эдак всякий полегоньку ревет: алла, алла! Которые как если и упадут от наших выстрелов, а другие не останавливаются, все бегут да ревут... Вижу потом, этот офицер уж лезет на нашу орудию, тут мы поворотили и назад к своим, а они наши пушки захватили да по нашим и давай стрелять. Только не долго было ихнего верха, - глядим, бегут назад, а наши тут их вдогонку... все поле покрыли".
Пленные уже были отправлены в Россию, и Владимир встретил лишь последние партии этого несчастного, обессиленного долгою осадой народа, в промерзших одеждах, голодного, в большинстве больного, отправлявшегося, при сильных морозах, в дальнюю ссылку. Половцев понимал, что чувство жалости должно было молчать тут, так как не только не уводить, но и просто согреть и досыта накормить их не было возможности.
Дорога, по которой шли пленные1, представляла нечто оригинальное в своем роде: на всем протяжении ее и по сторонам, - пока видно было глазу, десятками валялись замерзшие и замерзавшие тела. Там, где партии останавливались, отдыхали или ночевали, десятки сменялись сотнями.
Сама дорога, казалось, была вымощена трупами: повозки, не имея возможности объезжать множество попадавшихся тел, переезжая через них, втискивали часто еще не умерших людей в снег, и, конечно, никому в голову не приходило портить дорогу, делать выбоины, вытаскивая из колей этот своеобразный щебень.
Кое-где торчали части головы, спины, рук или ног, по которым было видно, что весь путь представлял одно сплошное кладбище.
Никто, конечно, не обращал на это внимания, - не до того было, - только к не совсем замерзшим еще туркам, порывавшимся двигать кто ногой, кто рукой и издававшим какие-то неясные звуки, чтобы обратить на себя внимание, солдатики, что проходили мимо, торопясь догонять свои отряды, обращались, не уменьшая шага, с отческими увещаниями быть впредь умнее: "Вот и знай, брат турка, каково воевать-то с нами, - наставительно говорили они, - и детям, и внукам закажи!"
Надобно было думать, однако, что тем, к кому относились эти внушения, было не до наказов детям и внукам, по крайней мере, в этой жизни.
Потом Владимир поехал посмотреть некоторые из турецких редутов, и прежде всего тот, что был занят Скобелевым, так и называвшийся Скобелевским. Около него ранили бравого Верховцева.
Свернув с дороги вправо, чтобы подняться на высоту, Половцев наехал на целое море трупов или, вернее, скелетов наших солдат, павших в августе и не подобранных, так как места эти были под выстрелами турок. Обобранные неприятелем фигуры солдатиков валялись в разных позах, как бросили их снимавшие с них сапоги и платья турки. Только обрывки ситцевых и холщовых рубах уцелели на некоторых, вероятно, потому, что были так разорваны, пропитаны кровью, что их не стоило снимать: кожи на костях, по большей части, не было, но связки костей уцелели, почему скелеты представляли самые невероятные фигуры, то скорченные, то развалившиеся с широко раскинутыми руками и ногами. Некоторые держали руку над головою с указательным пальцем, направленным к небу, причем глаза, т. е. глазные впадины черепа, чернели на проходящего так внушительно, что становилось жутко.
- Мати божия! - процедил казак и сплюнул от зловония, все еще стоявшего в воздухе над этим своеобразным кладбищем.
"Урожай будет хорош на этом месте!" - подумал Владимир, оглядывая все кукурузное поле с кое-где торчавшими пнями срубленных деревьев, покрытое этим оригинальным удобрением.
Скобелев занял тогда не самый большой редут Кришинский, черневший недалеко отсюда, а боковой, на обрыве всей высоты, расположенной прямо над городом, и только собирался атаковать Кришин, но за недостатком сил должен был оставить это намерение и уступить прежде занятое укрепление.
Тут только правильно понял Владимир критику действий Скобелева за эти дни, слышанную им от офицеров генерального Штаба, прежде казавшуюся совершенно неосновательною. "Зачем он атаковал и взял сначала малый редут, а не пошел прямо на Кришин? - говорили они. - Ведь немыслимо было держаться в нем, так как турки засыпали его снарядами с рядом и выше его расположенного большого редута. К тому же, показавши свое намерение и давши неприятелю приготовиться, он позже-то не взял бы, вероятно, вторую турецкую твердыню даже и с подкреплениями".
Владимиру показалась, однако, эта критика слишком теоретическою: в битве, - думалось ему, - делают не всегда то, что должно, а и то, что возможно. Атаковать такой страшный редут, как Кришинский, было бы, пожалуй, не резонно с небольшими сравнительно силами, да, кроме того, если занятое укрепление, вернее, два, будучи ниже Кришинского, действительно легко обстреливались с него, то, в свою очередь, и сами могли обсыпать снарядами весь город Плевну.
Словом, впечатления Владимира были более за Скобелева и за целесообразность его действий, причем не выходил у него из головы отказ центра помочь ему в памятный день после общего штурма.
Бывшее расположение и все тогдашние действия войск рассказывали любопытствовавшему офицеру два солдата, бродившие тут при его приезде. Особенно хвалили они начальника штаба Скобелева, полковника Перепелкина, а на вопрос о Верховцеве ответили: "Знаем, это штатский, что при нем, - молодец, чуть было не убили".
Солдатики, оставшись в городе за разными хозяйственными полковыми необходимостями, должны были скоро догонять свой отряд, выступивший к горам, и покамест пришли разыскивать между мертвыми своего товарища-земляка, но так и не нашли его.
- Посгнивали все ребята-то, как их разберешь? - объяснял один, доводившийся родственником убитому. - По рубахе только и смотрели, - знали, значит, какая на ём было рубаха, - так много таких рубах нашли, а глаз ни у кого нет; скалят все на тебя зубы, не разберешь, кой наш-то будет!
Солдаты объяснили, что еще на днях были на молебне, отслуженном генералом Скобелевым на этом редуте, причем генерал будто бы горько плакал "вот над этою самою канавкой".
- Какая же это канавка? - переспросил Половцев, следя за едва заметным продольным углублением, обращенным к стороне Кришинского редута.
- Это... это траншея. Как наши пошли, - объяснил солдат, - так шанцевый струмент побросали, для легкости, значит. Ну, когда турка стал осиливать, пришлось обороняться траншеей, а копать-то нечем, вот и стали рыть штыками да горстями, небось не много нарыли, всех тут перекололи турки, вместе с начальством...
Около больших редутов, посещенных затем Половцевым, опять бросилось в глаза множество неразорванных гранат из наших осадных орудий, каждый выстрел из которых, как говорили, стоит около полутораста рублей; некоторые из этих страшных заостренных чугунных цилиндров лежали даже не зарывшись в землю, цельными, - очевидно, в приготовлении их были какие-то недочеты.
Уже под вечер, возвращаясь в город, Владимир наткнулся на новое "поле мертвых"; на этот раз трупы были не обобраны, в платьях, тем сильнее было впечатление массы мертвецов, к оголившимся костям которых одежды прилегали плотно, как к палкам.
Вид этих тысяч погибших жизней произвел на Володю такое действие, что ему стало совестно за призрак собственной неприятности, раздутой воображением до степени горя, - клин действительного несчастия вышиб клин деланного, напускного.
Возвращаясь, он стал подумывать о том, что, в сущности, большой беды нет и ничего не потеряно от того, что Наташа добыла себе жениха помимо его, - мало ли девушек без нее? Пусть она выходит за него, пусть они будут счастливы, довольно он портил себе здоровья из-за этого.
В прямое, однако, противоречие такому добродушному направлению мыслей, когда ему передали в штабе письмо от Надежды Ивановны, уведомлявшее о переезде в Габрово, он вспыхнул и сказал себе: "Понимаю, для того, чтобы быть поближе к нему", и решил, что все-таки дело это нельзя так оставить, слишком уж оно обидно, - необходимо один на один переговорить о нем с Верховцевым.
1 Ужасная картина, которую наблюдал В. В. Верещагин, надолго захватила его сознание (см. "Реализм"), отражена в полотне "Дорога военнопленных (Дорога в Плевну)" (1878-1879).
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40
 Жители Западного Тибета |  Узбекская женщина в Ташкенте |  Побежденные. Панихида (Верещагин В.В.) |