Повесть о литераторе. Часть 38
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40
Сергея поместили очень хорошо вместе с одним офицером генерального штаба; на пол постлали войлоков, войлоком же велели обить стучавшую дверь, - это последнее уже прямо по настоянию предупредительного Таранова, со слезами на глазах простившегося с барынями и с все еще не приходившим в себя другом своим.
Сестры по-прежнему стали дежурить около больного: Наташа днем, Надежда Ивановна по ночам.
Первую же ночь, почти всю напролет, тете пришлось пробиться около раненого, которому было нехорошо: пульс был очень част, в сердце сказывался беспорядок, сознание временами затемнялось... рана, видимо, вступала в какой-то нехороший период развития. Сергей был часто в забытьи, но в сознании, серьезен и как-то мало сообщителен; на вопросы отвечал "да" или "нет" и только раз выговорил доктору, осведомившемуся о том, как он себя чувствует:
- Начинаю слышать какую-то глухую тяжесть, должно быть, конец...
Он не обмолвился ни одним интимным словом с Наташею, даже в часы, когда товарищ его по комнате спал и девушка с замиранием сердца ждала хотя нескольких, хотя одного ласкового слова. Она приходила в отчаяние от его безучастного взгляда, часто подолгу устремленного на нее, как на чужую, - сердце ее холодело от этого металлического взора.
Только раз ей показалось, что, когда она дотронулась до его руки, чтобы пощупать пульс, он тихо пожал ей пальцы, но так ничего и не промолвил. А как бы ей хотелось расспросить его о том, что он чувствует, где у него больше болит!
Наказ доктора был ясен и положителен: "Никакого возбуждения!" - особенно ввиду возможности сотрясения головного мозга, - не вызывать больного на разговоры, и она не решалась спрашивать его ни о чем, так как последствия всякого напряжения мысли могли быть очень печальны.
- Это шок, - объяснил молодой доктор Наташе, удрученной особенно бесстрастием и равнодушием Сергея Ивановича, - состояние, которое иногда следует за травматическими повреждениями. Нервная система ведь не у всякого относится одинаково к одним и тем же раздражениям, к тому же душевное состояние в момент поражения имеет не мало значения.
- Но что же это значит, доктор, что он смотрит и как будто не видит, не узнает?
- Сущность этого состояния заключается в необыкновенно сильном раздражении нервной системы, после которого она уже относится почти безразлично к новым раздражениям... Мысль его и все психические отправления черезвычайно вялы, отсюда то, что вас смущает.
На вторую ночь, когда Надежда Ивановна, как когда-то в Бухаресте, дремала около подушки больного, он тихо окликнул ее.
- Что вам, душа моя?
- Я скоро умру.
- Полноте, душа моя, даст бог... на все его святая воля...
- Возьмите бумаги, запишите... как тогда... помните?
Надежда Ивановна принесла перо и бумаги, но видела плохо от застилавших глаза ее слез.
"Мое единственное желание, - тихо, с расстановкой, но довольно твердо продиктовал Сергей, - состоит в том, чтобы остающееся после меня имущество... было употреблено на дело устройства школ... на моей родине. Поручаю это дело заботливости друзей моих... Владимира Половцева и Наталии Ган..."
- Согласится ли она? - тихо спросил он Надежду Ивановну, которая только кивнула головой, так как душившие слезы совсем отняли у нее голос.
- Что касается той особы, о которой... помните ли?.. я уже распорядился... - проговорил Сергей, делая последнее усилие.
К утру Верховцеву сделалось видимо хуже.
- Если это шок, - наедине советовалась Надежда Ивановна со старшим доктором Пожарным, перевидавшим много ран на своем еще не старом веку и особенно в эту кампанию, - если это шок, то ведь он может пройти... можно ли иметь надежду?
- Надежды покидать никогда не следует, - ответил тот, - но кто вам сказал, что это шок?
- Мы слышали, здесь говорили...
- Шок совсем не то. В данном случаем мы имеем дело с "септизэмией", или гнилостным воспалением брюшины. Вы видите эту подавленность, безучастие к окружающему, тусклые глаза, подернутые как бы легким флером, - больной не просит ни есть, ни пить, так ведь?
- Да, он ничего не требует, только по нашему настоянию проглотил немного бульона.
- Ну, да, вот видите, обратите внимание на сухие, потрескавшиеся губы, сильно обложенный язык...
- Но ведь он ни на что теперь не жалуется, доктор.
- Это-то и дурно, нервная деятельность его тихо угасает...
- Значит, рана очень опасна?
- Сама по себе - нет, бывают и хуже; но вследствие дурных условий она загрязнилась или дорогою, или от пули, которая могла затащить с собою клочья платья, белья... Меня беспокоит температура его, - он сгорает. Кроме того, возможно, что есть сотрясение мозга.
- Сказать правду, доктор, с первого взгляда он поразил меня своим осунувшимся лицом и каким-то темно-желтым цветом... Скажите правду, доктор, есть ли надежда или ждать...
- Повторяю вам, что надежды не надобно терять, - у него крепкий организм, - ответил доктор, стараясь не глядеть в глаза тетушке и делая вид, что ему пора идти к другим больным. - Может быть, в борьбе с септическим или заразным началом организм победит... - и доктор прописал к мускусу, дававшемуся внутрь, еще подкожные впрыскивания эфира, для поддержания падавшей деятельности сердца.
Надежда Ивановна поняла, но поостереглась сообщить свои опасения Наташе, как-то застывшей в страхе и ожидании всего худшего.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40
 Киргизская девушка (Верещагин В.В.) |  На Шипке все спокойно.... |  Мавзолей Тадж-Махал (Верещагин В.В.) |