Собственник коллекции
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13
Д.П. Боткин вернулся в Москву. С ним приехал брат его, Михаил Петрович, помогавший ему платонически, не участвуя деньгами. Братья объявили компаньонам новый оборот дела. Мы читаем об этом в перекрестной переписке.
Павел Михайлович, огорченный и недоумевающий, написал Верещагину, прося подтверждения его нового распоряжения. Это письмо нам неизвестно. Василий Васильевич ответил ему:
«Милостивый Государь Павел Михайлович. Я вчера только получил Ваше письмо, залежавшееся в Киеве.- Делить коллекцию моих последних работ Д.П. Боткин не имеет права, потому что неразделяемость ее, пока она существует, было condition sans quoi nоn ее продажи. Как видите, это не просто желание мое, а требование, которое я, в случае нужды, поддержу.
Что касается того, кому она была продана, то я позволю себе маленькую подробность: Вам, может быть, небезызвестно, что я хотел передать мои работы в руки правительства, но после того, что те немногие официальные лица, которых мне довелось видеть, огулом осудили направление их, я, испугавшись того, что последует, когда мне заткнут глотку деньгами, переменил намерение, некоторые, наиболее коловшие глаза картины уничтожил и всю коллекцию просил Гейнса передать в Ваши руки. В этом смысле записка моя, вероятно, сохранилась у Александра Константиновича. Под Вашими руками я разумел на основании первых Ваших писем Вас одних, а после - Вас, Вашего брата и Д.П. Боткина. Мне известно теперь, что Алекс. Констант. Гейне, вступая в переговоры с Боткиным, имел в виду передать картины в руки трех наименованных лиц и если после переменил что-либо в сделке, то совершенно помимо и против моей воли. Я ничего не имею против Дмитрия Петровича Боткина, но не мог бы отдать ему картины помимо Вас, ибо Вы, давно уже, в самых лестных для меня письмах, удерживали за собой право, или на выбор или на все, тогда как он просил меня через брата своего Мих. Петровича лишь об трех картинах. Так как все Ваши письма ко мне переданы мною Гейнсу, то я он не мог и, как верно знаю, не имел сначала других намерений.
Вот этот ответ, дорогой Павел Михайлович, который я могу Вам дать. Если дело случилось так, как Вы пишете, то в моих глазах Дмитрий Петрович не может оправдаться - конечно, это немного. Что касается альбома, то я и не думал дарить его, а отдал для неразрознивания с коллекцией в те же руки трех лиц, т.е. Вас, Вашего брата и Дмитрия Петровича. Попал же он к Боткину только потому, что он был в Петербурге представителем Вас и Вашего брата. Следовательно, подарил я его столько же Вам, сколько Дмитрию Петровичу. По совести, до Ваших последних писем я считал картины принадлежащими Вам троим и нераздельность коллекции, так же как ее будущую принадлежность городу, считал на основании Ваших прежних писем обеспеченной.
Позвольте мне прибавить следующее: я беспокоюсь об том, что в случае каких либо серьезных недоразумений у Вас с Дмитрием Петровичем Боткиным не вышло замедления в условленной уплате денег за картины; так как задержка такая была бы несчастьем для меня, то имейте в виду недопущение ее, если это будет от Вас зависеть. Примите уверение в моем уважении.
В.Верещагин.
Я в Бомбее, начал работать, но жара и духота просто душат».
Ответ на это письмо Павел Михайлович сохранил в своей копировальной книге, благодаря чему мы его приводим:
«Милостивый Государь Василий Васильевич. Вы не можете представить себе, как порадовало меня Ваше письмо. Дело вот в чем. Как я писал Вам (не знаю, получили ли Вы то письмо), мы условились, т.е. я, брат мой и Боткин - если придется приобрести всю Вашу коллекцию, оставить ее нераздробленною, поместить в отдельной галерее, удобно устроенной на большой улице, и после уже обдумать о том, как поступить, чтобы она осталась в целом на будущие времена; это неопределенное пока положение происходит оттого только, что Боткин не шел на то, чтобы теперь же подарить коллекцию городу, Музею или Училищу Живописи и Ваяния. Через неделю после того, как Дмитрий Петрович поехал в Петербург, узнаю я от него о том несчастии, которое понесло наше искусство в лице трех картин Ваших (для меня лично это более, чем несчастье: я еще никогда в жизни не был так огорчен) и о том, что он купил лично всю Вашу коллекцию; а на вопрос мой: - «а Условие наше?» - что это было одно предположение, которое он передумал и никак на него не пойдет, а мне уступит половину коллекции, что он так с тем и купил, чтобы уступить половину мне; я возражал и то и другое, говорил - что я сообщил ему цель нашего приобретения. Мне на это отвечали: «Василий Васильевич желает, чтобы картины были все у Боткина, а не у Третьякова, и прислал альбом в подарок Боткину, чтобы он был именно у Д. Боткина». Как видите, все мое беспокойство в продолжение всего поста, хлопоты, как бы устроить, чтобы эта драгоценная коллекция была в Москве нераздробленной, надоедание письмами Вам и Александру Константиновичу, - все из одной и той же бескорыстной цели, увенчалось полным неуспехом, с прибавлением того огорчения, что Вы, которого я так глубоко уважаю - имеете что-то такое против меня, большое, серьезное, когда желаете, чтобы Ваша коллекция скорей осталась у Боткина, чем в общем нашем владении. Я придумывал, что бы такое могло быть, чем бы я мог оскорбить Вас, и мне приходило многое в голову, хотя по совести считаю себя вполне перед Вами чистым. Письмо Ваше рассеяло все мои сомнения, сделало мне истинный праздник. Вы меня не отстраняете, Вы, напротив, ко мне, а не к Боткину относитесь. Благодарю Вас, искренно благодарю.
Юридически теперь собственник коллекции Боткин, один он купил ее на свое имя, он может только по доброй воле своей уступить мне половину, и я должен, как ни больно это мне и как ни трудно делить, но я по совести должен взять половину для того, чтобы хоть половина могла остаться навеки нераздробленной. Д.П. Боткин может сказать, что он после себя оставит духовное завещание, но духовное завещание можно сегодня сделать, а завтра уничтожить; я же и брат мой свои части, или же, если бы Дмитрий Петрович согласился нам уступить его часть, то все собрание нами теперь же было бы пожертвовано, т.е. теперь же было бы закреплено за каким-либо учреждением с тем непременно, чтобы помещено оно было в особом, хорошо устроенном помещении. Я попробую сделать ему, т.е. Д.П. Боткину, предложение, но не думаю, чтобы был успех. Сегодня пойду к нему и о результате напишу Вам завтра два слова, а теперь никак не мог передать Вам короче все, что считаю нужным передать. Простите за неразборчивость и помарки, потому что спешу. Как жаль, что мне не пришлось лично с Вами в Петербурге увидаться, может быть, мы с Вами все лучше бы устроили. Я Вас раз видел очень близко, проходя мимо Дома Мин. Внутр. Дел, когда Вы подъехали к выставке, но не посмел нарушить Ваше инкогнито.
Ваш глубоко искренне преданный
П.Третьяков.
Москва, 3 апреля 1874 г.».
Через день Павел Михайлович снова писал ему: «Вчера я писал Вам, что Д.П. Боткин ни на что другое не соглашается - или разделить пополам или взять все в полную собственность, без дальнейших обязательств, и что я не знаю на что решусь. Последнее не верно, я ни на что не могу решиться и не решусь, пока не выскажетесь Вы – единственный, могущий иметь голос в этом деле».
4 апреля Павел Михайлович, по-видимому, сообщил Василию Васильевичу ответ Д.П. Боткина (он не сохранился), а 5-го добавляет эту поправку. В тот же день он пишет и Гейнсу:
«Ваше Превосходительство Александр Константинович. Возвратясь из Петербурга, Д.П. Боткин сообщил мне, что он купил у Вас коллекцию В.В.Верещагина в полную собственность, но что он может, если я желаю, уступить половину. Я считал это совершившимся фактом, хотя все газеты сообщили, что коллекция продана Третьякову и Боткину. На днях я получил письмо от Василия Васильевича, копию с которого при сем прилагаю. Я писал Вам два раза; в первом говорил, что встречается затруднение в помещении; во втором просил скорее сказать, можно ли надеяться на приобретение коллекции, так как я все придумываю, как бы устроить их помещение; в обоих я разумел не помещение в своем доме, т.е. в квартире: если бы поместить у себя, то для этого нечего придумывать. Безусловное приобретение Дмитрием Петровичем изменило все предположения, но теперь, как Вы увидите из письма Василия Васильевича, дело представляется в совершенно ином свете, и я покорнейше прошу Вас, ваше превосходительство, поскорее разъяснить это недоумение. Я с своей стороны совершенно согласен с тем, что В В. заскобил в своем письме.
С истинным почтением имею честь быть Вашего Превосходительства покорный слуга
П. Третьяков».
Москва, 5 апреля 1874 года.
Я предъявлял Дмитрию Петровичу письмо Василия Васильевича, предлагая исполнить теперь же желание автора, вместе с ним - Д.П. или мне с моим братом, но он на это не согласился.
П.Т.».
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13
 Конец Бородинского сражения (Верещагин В.В.) |  В Городне - пробиваться или отступать |  Развалины китайской кумирни. Ак-Кент |